В 1888 г. в «Кубанских областных ведомостей» за № 19 Евгением Дмитриевичем Фелицыным были опубликованы «Документальные сведения об основании города Екатеринодара». Необходимость в написании этой статьи возникла в связи с начавшейся полемикой в преддверии столетнего юбилея Екатеринодара. На протяжении всего времени, со дня его основания, вопросов о дате не возникало, о чем, кстати, свидетельствует утверждение императором Николаем I 3 сентября 1849 г. герба города с надписью «1794». Однако известный исследователь Северного Кавказа И.В. Бентковский, установил, что название г. Екатеринодара появилось якобы на официальных бумагах 1 декабря 1793 г. Исходя из этого, он предположил, что название городу присвоено 24 ноября 1793 г. в день тезоименитства императрицы Екатерины II, и эту дату нужно считать днем основания нашего города [1].
Фелицын счел своим долгом ответить Бентковскому, опираясь, прежде всего на «Порядок общей пользы» – важный исторический документ, которым определялся весь строй внутренней организации и управления Черноморского казачьего войска, составленный на общем собрании войска 1 января 1794 г., а также на обнаруженные им архивные документы.
Вот, что он пишет: «Приводя 2 пункт из «Порядка общей пользы», я имею в виду показать, во-первых, что при основании города преследовалась чисто военная, стратегическая цель, т.е. непоколебимое подкрепление и утверждение, состоящих на пограничной страже кордонов, – как говорится в этом пункте, и во-вторых, что решение Черноморских казаков основать город было выражено в форме документального постановления только 1 января 1794 г. Следовательно, в то время город еще не существовал, и существовать не мог: для осуществления мысли об основании города требовалось соблюсти некоторые формальности, т.е. составление и утверждение плана города, разбивку его, отвод мест и т.п. При отсутствии этих признаков, которыми вообще определяется время основания других городов и населенных мест в России, нельзя признавать существование Екатеринодара ранее 1794 г., как это полагают некоторые исследователи, основываясь на том лишь, что название города Екатеринодара появилось на официальных документах в конце 1793 г. В делах войскового архива бывшего Черноморского войска мною обнаружены несколько документов, позволяющих нам решить вопрос о времени основания города Екатеринодара с полной достоверностью. Первый из приводимых здесь источников есть письмо Таврического губернатора генерал-майора С.С. Жегулина из г. Симферополя от 7 сентября 1794 г. войсковому судье Черноморского войска Полковнику А.А. Головатому.
«Милостивый государь мой Антон Андреевич!
Подносителя сего прапорщика Гетманова отправил я с подписанным мною планом о строении Екатеринодара; он исполнит все, что ни будет ему от Вашего Высокоблагородия приказано. Да благословит Всевышний сие доброе начало. Соразмерно моему к вам и ко всему вашему усердию я не пропущу нигде и никогда случая где только могу быть вам полезным.
Заключаю сие уверением в отличном моем почтении и преданности, с которыми всегда пребывать честь имею Вашего Высокоблагородия всепокорный слуга Семен Жегулин».
«Верного Императорского войска Черноморского в войсковое правительство. Тогож войска войскового судьи полковника и кавалера Головатого.
Его Превосходительство, господин генерал-майор Таврический губернатор и кавалер Семен Семенович Жегулин прислал ко мне землемер-помощника прапорщика Гетманова с подписаным им планом о строении города Екатеринодара, соборной церкви, правительства, куреней, куренных дворов и лавок, также об отводе штаб и обер-офицерам, а затем и старшинам, во всю недавно прошедшую войну служившим, на дворы и лавки мест. Сочиня список о дачи потребного землемеру числа людей доставить ко мне… Головатый».
Письмо А.А. Головатого к Таврическому губернатору С.С. Жегулину, отправленное в сентябре 1794 года.
«Ваше Превосходительство Милостивый Государь!
Почтеннейшее письмо Вашего Превосходительства с присылкою землемера с подписанным Вами планом о строении города Екатеринодара получено и с помощью Всевышнего сие доброе дело сентября в 18 день уже начато…
Затем, при глубочайшем почитании и с совешеннейшею преданностью, я есмь Вашего Превосходительства, милостивого государя, всепокорнейший слуга А. Головатый».
Из письма Головатого к Таврическому губернатору Жегулину видно, что устройство г. Екатеринодара, то есть освящение места и разбивка плана, начато 18 сентября 1794 года. Следовательно, этот день безошибочно можно принять началом фактического и юридического существования города» [2].
Евгений Дмитриевич придавал вопросу о дате основания Екатеринодара принципиальное значение, поэтому, посчитал нужным, издать свою статью отдельной брошюрой [3].
Казалось бы, что столь веские аргументы могут убедить любого исследователя, однако через пять лет в 1893 г. в тех же «Кубанских областных ведомостях» в № 60 вышла статья И.И. Дмитренко, который совершенно проигнорировал мнение Е.Д. Фелицына [4]. В своей статье, обращаясь к представителям городского управления, он настаивает, что 100-летие города нужно официально праздновать в 1893 г. Далее Дмитренко приводит прошение войскового правительства от 9 июня 1793 г. на имя Жегулина о постройке крепости и города. Следующий документ – это ордер атамана Захария Чепеги от 19 ноября 1793 г. о назначении городничего Волкореза. После этого Дмитренко подводит итог и называет дату основания Екатеринодара – 9 июня 1793 г. на том основании, что в Карасунском куте в это время находилось войсковое правительство и то, что «…первое время занятия местности и считается старшинством устроенного города или монастыря. Так делали повольники, ушкуйники, казаки, так сделали и черноморцы прийдя на Кубань» [5].
Пришлось Евгению Дмитриевичу, в очередной статье в «Кубанских областных ведомостей» за № 79 вновь приводить письма Жегулина и Головатого и отстаивать свою точку зрения: «Решение построить город и назвать его Екатеринодаром, было узаконено постановлением общего собрания всего Черноморского войска в форме юридического документа только 1 января 1794 г. Стало быть, признавать официальное его существование до тех пор нет никаких оснований. Назначение же городничего, состоявшееся 19 ноября 1793 года, надо отнести к числу чисто домашних распоряжений войскового правительства, или, если можно так, выразиться, подготовительных мероприятий к фактическому осуществлению действительно уже существовавшей идеи о постройке города» [6].
Заслуги И.И. Дмитренко, как историка, опубликовавшего и выпустившего в научный оборот сотни архивных документов весьма велики, учитывая то обстоятельство, что почерк XVIII века зачастую сложен для восприятия. Его фундаментальный четырехтомный труд «Сборник исторических материалов по истории Кубанского казачьего войска», изданный в 1896-1898 гг., до сих пор актуален и пользуется заслуженным вниманием современных исследователей. Тем более странно, что изучая источники, он не заметил явной правоты Е.Д. Фелицына. В этом легко убедиться, если внимательно прочесть некоторые письма, ордера (письменные приказы) и рапорты, опубликованные во II и III томах.
Первый рапорт атамана Чепеги Жегулин получил 15 ноября 1792 г., и уже из ответного письма становится ясно, что именно от него Черноморское войско будет с этого момента получать предписания и повеления [7]. Позже, 26 декабря в войске было получено уведомление о прибытии генерал-аншефа А.В. Суворова, которому было Высочайше препоручено начальство над войсками в Екатеринославском наместничестве и Таврической области, в том числе и разрешение на строительство новых крепостей [8]. Из следующих документов видно, что с марта 1793 г. Жегулин «…по Высочайшему Ея Императорского Величества соизволению» отбыл в Санкт-Петербург и до возвращения (в декабре 1793 г.), его замещал вице-губернатор К.И. Габлиц, и в это время Черноморское правительство в административном порядке подчинялось ему, хотя также по-прежнему отсылало рапорта Жегулину в Санкт-Петербург [9].
В том самом рапорте от 9 июля 1793 г. в частности говорится:
«…Онаго войска старшины и казаки по общему желанию…заводить свои воинские селения по над рекою Кубаном, начиная от устья ее до Усть-Лабинской линии, между коим повыше Казачьего ерка верст за пятьдесят и главный войсковой град… а как в Высочайшей Ее Императорского Величества грамоте…о построении главного града… не упомянуто, то о сем Вашему Превосходительству правительство под резолюцию представляя, покорнейше просит учинить милостивое рассмотрение» [10].
В ответном ордере Габлица от 17 июля 1793 г. сказано:
«…По представлению оного Черноморского правительства о построении…по над рекою Кубанью главного воинского города…его сиятельству, господину генерал-аншефу и кавалеру, графу Александру Васильевичу Суворову-Рымникскому, на разрешение от меня представлено»[11].
Через некоторое время, в ордере от 13 августа, Габлиц еще раз напомнил черноморским казакам об административном подчинении их Таврическому губернатору:
«Поелику войска Черноморского как конница, так и пехота уже прибыли по месту настоящего своего пребывания на Всемилостивейше пожалованную землю, то предлагаю, отныне и впредь, по силе Высочайшей Ея Императорского Величества грамоте, донесения чинить от себя чрез каждые две недели, а равно и по земским делам» [12].
Разрешение от Суворова на постройку крепости было, скорее всего, получено, но само ее строительство могло начаться только после утверждения плана губернатором. Вопрос о «войсковом граде», затянулся из-за отсутствия Жегулина и, как выяснил И.В Бентковский, до 1 декабря 1793 г. во всех бумагах, исходивших от «войскового правительства» за подписью войскового писаря Тимофея Котляревского, обозначалось: «при Кубани» или «при Карасунском куте».
В Государственном архиве Краснодарского края есть более ранний документ – ордер Головатого войсковому правительству от 29 октября с упоминанием Екатеринодара, но разве это что-то меняет [13]. В связи с появлением в документах названия «Екатеринодар», можно провести аналогию с одним из основанных в то же время на юге России городов, например Симферополем. После вхождения Крыма в состав Российской империи было решено основать центр образованной на большей части земель ханства Таврической области (в которую, кстати, позднее вошел и Екатеринодар). В протоколе заседания Таврического областного правления от 23 мая 1783 г. отмечается, что «с Акмечета будет губернский город Симферополь». В 1784 г. под руководством светлейшего князя Г.А. Потемкина-Таврического, по утвержденному плану началось строительство административных жилых зданий, а также православного храма. С тех пор годом основания Симферополя считается 1784, и никому не приходит в голову, считать его годом ранее, из-за «первого упоминания названия в официальных документах» [14].
Следует также уточнить, что считать «официальными документами». Единственными официальными документами в вопросе основания города могут быть только документы, исходящие от Таврического губернатора С.С. Жегулина и вице-губернатора К.И. Габлица, как из вышестоящей инстанции. А именно в подобных документах название «Екатеринодар» впервые появляется только в январе 1794 г., после опубликования «Порядка общей пользы».
Что касается назначения городничим Волкореза, то оно без разрешения губернатора на строительство города, не имело никакой юридической силы, и как верно заметил Е.Д. Фелицын, было чисто «домашним». Это, кстати понимал и сам Чепега, когда писал в своем ордере:
«…полковому старшине армии господину поручику Волкорезу 19 ноября 1793 г.
Как в новостроющемся войсковом граде Екатеринодаре на первый раз избраны в должность городничего, то и предписываю вам исполнять по нижеследующему…» [15].
И Волкорез на тот момент был не городничим вновь основанного города, а скорее комендантом войскового лагеря. Это видно из ведомости, которую он составил осенью 1794 г. на имя войскового судьи А.А. Головатого. За истекший год к моменту официального размежевания города, в нем не было ни торгово-промышленных заведений, ни лавок, ни общественных и войсковых зданий, а упоминаются только 9 частных домов, 74 хаты, построенных на «версе» (т.е. на поверхности земли), 154 землянки и 42 семейства «бездомовных» [16].
Среди современных исследователей бытует также мнение, что размежеванием города еще в 1793 г. занимался таврический губернский землемер Василий Колчигин, отправленный приказом губернатора 13 июня 1793 г. в Ейское укрепление для разграничения земель. Но из опубликованных И.И. Дмитренко документов видно, что Колчигин к размежеванию Екатеринодара не имел никакого отношения, а занимался трудной и длительной работой по распланированию границы с Кавказским наместничеством, которую он закончил только 9 августа 1795 г. [17].
На самом деле, впервые землемер был прислан в Екатеринодар в апреле 1794 г. по распоряжению вице-губернатора Габлица, так как Жегулин опять был в отъезде, в Санкт-Петербурге. Прапорщик Стамбулов должен был снять и нанести местоположение войскового лагеря на карту, для согласования с губернатором. На тот момент не было абсолютно никакой уверенности в том, что город останется именно на этом, выбранном казаками месте (на тот момент это был всего лишь временный войсковой лагерь, который в любой момент могли переместить на новое место). Из приведенного ниже письма Чепеги Головатому видно, что как такового размежевания не было (Стамбулов сделал только съемку местности), и более того всесильный фаворит граф П.А. Зубов, напомнил в очередной раз казакам о том, чтобы они не занимались «самостийностью».
«Письмо Кошевого Чепеги А.А. Головатому 29 апреля 1794 г.
«Присланного от Таврического вице-губернатора и кавалера Карла Ивановича, для размежевания города Екатеринодара землемера, прапорщика Стамбулова, по окончании им того дела, сего числа с благодарностью к Карлу Ивановичу, с моим письмом обратно отправил…
Сей землемер не сделал сам собою настоящего тогда размежевания, а только снял местоположение на карту, ибо и его сиятельство, господин фельцехмейстер и разных орденов кавалер, граф Платон Александрович Зубов, чрез прибывшего из Санкт-Петербурга сего войска господина секунд-майора Чернышева предписать мне изволил, яко он постановление на войсковой земле порядка, дабы во всех частях соображаемо было с законами, препоручил сделать общее со мною Таврическому господину губернатору, почему я довлеемые быть на сей земле распоряжения, кроме самонужнейших, впредь до прибытия из Санкт-Петербурга его превосходительства, Семена Семеновича, приостановил, о чем и Карлу Ивановичу в помянутом письме дал знать» [18]. Упоминаемый в письме Чернышев через некоторое время – 14 июля 1794 г., по распоряжению графа П.А. Зубова, доставил из Петербурга в войско серебряные литавры, пожалованные черноморцам императрицей Екатериной II еще 30 июня 1792 г. вместе с Высочайшей грамотой [19]. На одном из трех овальных медальонов, украшавших корпус литавр, был герб Тавриды, что было еще одним напоминанием казакам о том, что земли войска входят в Таврическую область и в связи с этим, о строгом административном подчинении войскового правительства Таврическому губернатору [20].
Затянувшийся вопрос о «войсковом граде» наконец разрешился после возвращения Жегулина, что видно из его первого письма войсковому судье Головатому от 5 сентября 1794г.:
«С сим нарочным посылаю вам, моему другу, очки, а завтра непременно отправляю землемера с планом Екатеринодара. Я осмелился его утвердить на основании Высочайшей доверенности, каковая Всемилостивейше пожалована мне в командовании верным войском Черноморским, и тем паче, что план сей согласен всем правилам. Землемер и останется с тем, чтобы по сему плану разбить надлежащим образом места под построение…»[21].
Второе письмо от 7 сентября и ответ Головатого, опубликованные Е.Д. Фелицыным, приведены выше.
Весной 1895 г. Кубанские областные ведомости опубликовали статью известного историка П.П. Короленко, поддержавшего версию Бентковского и Дмитренко, хотя ранее, в своих монографиях он придерживался даты «1794 г.». Кроме того, в статье приводится совершенно абсурдное предположение, что 5 сентября 1794 г. Жегулин утвердил тот самый план, по которому осенью 1793 г. «городничий» Волкорез разбивал улицы войскового лагеря[22]. Такое дело, как составление плана города, даже самому образованному из четырех членов войскового правительства – Головатому, и то вряд ли было под силу. Что касается автора утвержденного плана города и крепости, который был изготовлен в канцелярии губернатора (на основании «стамбуловского» плана Карасунского кута), то им мог быть, вероятнее всего, вице-губернатор Карл Габлиц, который был неплохим топографом (прежде чем стать вице-губернатором, он занимался топосъемкой Крымского полуострова), но уж точно не «городничий» Волкорез.
Еще одним из аргументов в пользу точки зрения Евгения Дмитриевича Фелицына, может быть то, что со времен древности, акт основания города, был, прежде всего, актом религиозным, освященным церковью, и именно таковой был произведен 18 сентября 1794, как это видно из рапорта Головатого Жегулину. Если бы казаки захотели провести нечто подобное 19 ноября 1793 г., то они просто не смогли бы этого сделать, по причине полного отсутствия в войске священников. Еще 4 ноября 1793 г. Чепега обратился к Иову епископу Феодосийскому с просьбой об их скорой присылке, так как, даже умерших приходилось хоронить без отпевания. В ответе Преосвященного было сказано:
«…Советую, Милостивый Государь, просить Святейшего Синода, а в какой силе, прилагаю при сем просьбу, которую по подписании пришлите ко мне, а я оную отправлю к моему приятелю, который, несомненно, вам доставит благой успех.
…До получения ж из Синода в резолюцию указа, соберите двух честных человек, знающих церковный устав и снабдив их от Коша увольнительными свидетельствами для поступления в духовное звание, которых пришлите ко мне…, то я их произведу и под видом своих штатных отправлю к вам…». В результате, императрица Екатерина II повелела удовлетворить просьбу о присылке в войско священников, только 2 января 1794 г.[23].
Интересно, что история проблемы с датировкой продолжилась и после революции. Первоначально советскую власть вполне устраивала дата основания, стоявшая на историческом гербе города, утвержденном еще императором Николаем I. Так, 23 октября 1939 г. газета «Большевик» в заметке (без подписи) «Краснодару – 145 лет» напомнила читателям, что Екатеринодар был основа в 1794 г., как войсковая резиденция[24]. И даже в таком выверенном, с точки зрения советской идеологии, труде как «Черноморское казачество» В.А. Голобуцкого, изданном в Киеве в 1956 г., ни, о какой новой дате (имеется ввиду 1793 г.) основания Екатеринодара нет ни слова[25]. Во втором издании Большой советской энциклопедии 1953 г., дата основания еще старая – «1794», но уже в третьем издании 1973 г. появляется новая – «1793». В первых томах Советской исторической энциклопедии, которые вышли еще в хрущевское время, дата также старая – «1794», но в последующих, появляется новая – «1793»[26]. И это не удивительно, так как именно в нач. 70-х гг. ХХ в. в советской историографии возобновляется и усиливается, кампания по «идеологической мифологизации», как советской, так и дореволюционной истории.
Еще более интересная история произошла с гербом Краснодара. Городской Думой 5 июля 1996 г. был восстановлен исторический герб города, утвержденный императором Николаем I 3 сентября 1849 г., правда без короны, каймы и щитодержателей, но с прежней датой «1794» на малом щите, но в 2004 г. геральдическая комиссия Краснодара предложила внести в композицию герба изменение – исключить из щита надпись «1794» (вполне по-большевистски!). Решением № 70 Думы Краснодара от 7 июля 2005 г. был утвержден новый герб Краснодара уже с короной, каймой и щитодержателями, но с малого щита вообще исчезли цифры (надпись «1793», все-таки, не решились поставить), в результате чего, город окончательно лишился исторической даты своего основания и своего исторического герба [27]. Вскоре была издана книга, в которой подробно освещалось это «знаменательное» событие, и, в виде одного из аргументов, приводился рапорт от 21 октября 1846 г., исполняющего должность наказного атамана генерал-лейтенанта Г.А. Рашпиля, в котором он указывает, что Екатеринодар был основан в 1793 г. генерал-майором З.А. Чепегой, но в тоже время делает оговорку – «…Высочайшего же повеления на постройку этого города в делах войскового архива не найдено»[28]. Если бы город был действительно основан в 1793 г., то император Николай I, утверждая в 1849 г. герб Екатеринодара не стал бы настаивать на дате «1794» в центре гербового щита.
Решение Думы от 7 июля 2005 г., было принято, скорее всего, с учетом так называемой «современной урбанистики» и на основании «ранее неизвестных», «открытых в архивах» документах, о существовании которых Евгений Дмитриевич Фелицын прекрасно знал еще в конце XIX века, и которым вполне обоснованно не придавал никакого значения. К сожалению, некоторые современные исследователи не учитывают то, что речь идет не о древнем или средневековом городе, а об основанном в Век Просвещения, и для установления даты основания которого, совершенно не требуется «первое упоминание», а нужно, прежде всего, внимательно изучить все исторические источники. Абсурдность ситуации усугубляется еще и тем, что на разрушенной при советской власти и восстановленной в центре Краснодара, на ул. Красной, памятной стеле в честь 200-летия Кубанского казачьего войска, ясно указан год основания – «1794» (ил. 1–8). В тоже время, в Краснодаре на ул. Постовой не так давно поторопились установить совсем новую гранитную стелу с датой начала строительства Екатеринодарской крепости – «1793», что не соответствует действительности, так как план строительства, как мы уже знаем, был утвержден только в сентябре 1794 г., а само строительство крепости, согласно «Журналу Черноморского войскового правительства», еще не было начато и в 1798 г., реально началось только при войсковом атамане Ф.Я. Бурсаке (1799–1816), а закончилось только через двадцать лет, в 1819 г., уже при войсковом атамане Г.К. Матвееве (1816–1827)[29].
То, что черноморские казаки самостоятельно не принимали никаких важных решений, видно даже из опубликованных еще в 1993 г. архивных документов в известной книге «Екатеринодар – Краснодар. 1793-1993», где на одной из страниц, описывающих хронологию событий 1794 г., приведен следующий текст:
«7 марта. Войсковое правительство снова рассмотрело вопрос о строительстве Екатеринодара. В документе записано: «… Как ныне весеннее и к домостроительству способное время открывается и уже необходимость требует к построению в городе Екатеринодаре замка (имеется в виду крепость) подобающим порядком и в нем куреней сорок, для войскового правительства покой, соборную войсковую церковь, а также и около оного форштат с лавками, таврическому губернатору представить рапорт и просить для разбивки к порядочному заселению города Екатеринодара присылки в скором времени межевщика».
ГАКК, ф. 250, оп. 1, д. 5, л. 2 – 3; д. 1, л. 198, 198 об.
1 апреля. Получен ответ К. Габлица относительно просьбы войскового правительства о присылке «межевщика». Вице-губернатор сообщал, что о том, останется ли город на избранном казаками месте, и «о других тут нужных строениях не имеет он от вышнего начальства апробации», и просил кошевого атамана З. Чепегу, если у него таковое повеление имеется, списать с него копию и доставить немедленно. «Просимый же землемер, – говорилось в письме, – вскорости откомандирован будет».
По наведенным в канцелярии войскового правительства справкам, К. Габлицу ответили, что о городе Екатеринодаре «никакого повеления от вышнего начальства в получении не было».
ГАКК, ф. 250, оп. 1, д. 20, л. 16 – 16 об; д. 5, л. 4 – 5.» [30].
По воспоминаниям личного секретаря атамана Чепеги Ивана Мигрина, «повеление от вышестоящего начальства» губернатор Жигулин, все-таки, позднее получил. Но случилось это уже, скорее всего, после личной встречи Екатерины II с Чепегой в Царском Селе в июле 1794 г. (об этой встрече упоминает Мигрин), перед началом Польской кампании, в которой принимали участие два конных полка во главе с атаманом. Из-за нездорового климата, в войсковом лагере была высокая смертность, и в этом отношении, например, Тамань в качестве столицы была для казаков предпочтительнее, но из-за выгодного стратегического расположения, по настоянию императрицы, для места войсковой столицы, был выбран, все-таки, Карасунский кут[31].
Подводя итог полемике по поводу самостоятельности принятия решений руководством Черноморского войска, можно обратиться к Полному Собранию Законов (ПСЗ) Российской Империи за 1792 г. (Т. XXIII. 17.056. С. 343, 344). – «Июня 30. Именный Указ данный Сенату. – О пожаловании Черноморскому войску острова Фанагории с землями, между Кубанью и Азовским морем лежащим.
…Войско Черноморское, помещенное таким образом на землях Области Таврической, имеет относиться к тамошнему Губернатору, и чрез него получать исходящие от Военнаго Нашего Начальства повеления»[32]. Как говорится, комментарии излишни. Ну, а Евгений Дмитриевич Фелицын в очередной раз подтвердил свою репутацию выдающегося исследователя истории Кубани и вполне убедительно и аргументировано доказал, что единственной настоящей датой основания Екатеринодара является 18 сентября 1794 г. (по новому стилю – 29 сентября).
P.S. Войсковой атаман Захарий Алексеевич Чепега конечно имеет отношение к основанию города, так как, именно он расположил войсковой лагерь в Карасунском куте, хотя Мигрин утверждает что, место близ старого суворовского фельдшанца выбрал войсковой судья Антон Андреевич Головатый[33]. Да и выбирали ли они вообще, ведь места кордонов на создаваемой казаками Кубанской кордонной линии, были определены еще раньше генерал-аншефом И.В. Гудовичем. Заслуги Чепеги и Головатого перед Отечеством велики и никто не собирается их умалять, но не стоит также забывать, что Россия в конце XVIII в. была абсолютной монархией, времена «повольников и ушкуйников» уже прошли, и таврический губернатор С.С. Жигулин, и Начальник Кавказской линии генерал И.В. Гудович, в первую очередь выполняли монаршую волю, поэтому единственным основателем, вернее основательницей Екатеринодара, может быть только императрица Екатерина Великая, что впрочем, и так очевидно из самого названия города, и кроме того увековечено на восстановленной исторической стеле, о которой уже было сказано выше. Ну, а точная дата основания города – 29 сентября, все-таки предпочтительнее последней субботы и воскресенья месяца.
Примечания
Подготовил старший научный сотрудник отдела истории, этнографии и природы КГИАМЗ им. Е.Д. Фелицына П.В. Новиков
(Статья отражает мнение автора и может не совпадать с официальной точкой зрения и взглядами других исследователей. Прим. Научного редактора).