Христианство и «русская идея» Вл.Соловьева

Анна Карпова

пресс-секретарь КГИАМЗ

член Союза журналистов России

 

«Русская идея» вновь волнует наши умы. О ней много пишут и ещё больше говорят. В конце XX столетия, в нашу интеллектуальную жизнь вернулись труды и идеи выдающихся отечественных мыслителей конца XIX – первой половины XX века, завоевавших признание в качестве властителей дум российского философского ренессанса – Владимира Соловьёва, Николая Бердяева, Сергея Булгакова…

Чем же объясняется живой интерес к воззрениям известных мыслителей, чей язык, логика рассуждений, научные и философско-религиозные интересы существенно отличаются от привычных нам способов выражения и круга идей? Ответ прост: жгучая актуальность! Именно современность, жизненность того, что было продумано и написано, оставлено нам в качестве своего рода духовного завещания великими русскими мыслителями, привлекает сегодня к их трудам и маститых учёных, и политических деятелей, и широкие общественные круги. Причины этого явления кроются в разительном сходстве тех социально-политических и духовных потрясений, которые выпали на долю России в начале и в конце XX века. Потрясения эти и обусловленный ими экономический и общественно-политический кризис кроме всего прочего обнажили нерешённость того круга проблем, над которым бились лучшие представители русской философии.

Владимир Сергеевич Соловьёв – критик, поэт, философ, сын выдающегося историка Сергея Михайловича Соловьёва, дальний потомок русско-украинского мыслителя Григория Сковороды –  властитель дум на рубеже XIX и XX веков. Соловьёв – первый русский мыслитель, построивший свою философскую систему, оказавшую большое, если не сказать решающее, влияние на развитие русской философии – и в плане тематики и в плане традиции – в XX столетии. Именно Соловьеву принадлежат основополагающие мысли в определении русской идеи.

Концепция   «русской   идеи»  Соловьёва  была органически связана  со всем строем его личности и отражала не только мысли и «философский темперамент», но и особенности его психологического склада, личные приверженности, вкусы, идеалы. Соловьёву были глубоко чужды любые проявления искусственного, показного патриотизма. Он обладал многими качествами, сближавшими его с русской народной средой. Искренность и высокая духовность русского философа, бескорыстное служение истине – всё это наложило яркий личностный отпечаток на интерпретацию им «русской идеи». Она формулировалась Соловьёвым как идея народно-религиозная. В таком качестве, она, по его мысли, должна была адекватно воплощать характер русского народа, по религии – православного. Христианская идея свободы личности изначально была принята православием. Каждая душа сама по себе «внемлет Богу», сама выбирает решение и отвечает за него.

Итак, первый принцип, с позиций которого Соловьёв рассматривал «русскую идею» – религия. Поскольку национальная идея должна опираться на истины «внешние» по отношению к нации, вечные, непреложные, вневременные.

Второй принцип – национальная идея не есть идея национальной ограниченности или национальной исключительности. Так как каждый народ, каждая нация есть часть человечества, мирового сообщества, связанная непрерывными узами с другими народами и нациями, поэтому национальная идея есть идея всечеловечности, общечеловечности.

И, наконец, третий принцип – это принцип всеединства как самый конкретный и исторически реальный. В этом смысле «русская идея» предстаёт как исторический долг России по отношению к себе и другим народам мирового сообщества.

«Русской идее» Соловьёва чужд мессианизм такого рода, когда национальная идея утверждается единственно верной, исключительной. В его трудах можно усмотреть важное предостережение об опасности подмены всемирной идеи идеей националистической, что приведёт к национальной исключительности (именно в этом духе подают русскую идею современные национал-патриоты).

Национальная идея – это долг и историческая миссия того или иного народа по отношению к другим народам, духовно-культурный вклад в развитие мирового сообщества в движении к его окончательному объединению. Особенность философской концепции «русской идеи» Соловьёва в её универсальности, по причине чего она приобретает эсхатологический характер, принимающий форму «стремления ко всеобщему спасению».

«Всеединство» как основной принцип философии и мировоззрения Вл.Соловьёва. В изломах и муках затянувшихся преобразований Россия завершала XIX столетие. Ни в одном классе, ни в одном сословии не было примиряющего начала: вражда сжигала сердца и озлобляла умы. Интеллигенция раскололась «на две расы»: на одном полюсе сконцентрировалась «культурная элита», жаждавшая мистических тайн и религиозных откровений, на другом – «силы революции», вдохновлявшиеся идеями русского радикализма и марксизма. И вот именно в этот период и появилась философия Владимира Соловьёва – философия единства верования, мышления и творчества.

Время Соловьёва – это целый исторический период в духовной жизни русской интеллигенции, который носит название «серебряного века», или «русского религиозного ренессанса. Собственно, весь период расцвета русской религиозной философии, или же религиозно-философский ренессанс, был лишь реализацией того мощного импульса развития, который задала русской мысли философия Соловьёва.

Соловьёва любили награждать разными лестными эпитетами – «русский Платон», «русский Ориген», «Пушкин русской философии». Его ставили в один ряд с Августином, Якобом Беме, Шеллингом, сопоставляли с Шопенгауэром, Ницше. Он и в самом деле не вписывался в какое-то одно направление, одно течение, синтезируя самые разнородные тенденции мировой философии. С юных до последних лет своей жизни Соловьёв следовал принципу, который когда-то был высказан философом и математиком Лейбницем – «человек всегда не прав, когда он отрицает, особенно философ; и каждая доктрина, каждое учение наиболее слабо именно в том, что оно отрицает». Это был главный принцип жизни и мышления Соловьёва. На что бы ни обращал своё внимание философ – на социализм или учение о революции, на развитие старообрядчества или судьбу России,- он всегда брал оттуда нечто ценное, понимая, что ничего нет на свете бесплодного и бесполезного.  Пережив в течение жизни не один, а несколько кризисов мировоззрения, Соловьёв, тем не менее, всегда оставался верен основной своей идее – идеалу органического синтеза, положительного всеединства.

Основные положения философской системы Соловьёва довольно определённо сформулированы уже в ранних трудах, «Кризис западной философии (против позитивистов)» (1874) и «Философские начала цельного знания» (1876). Исходя из убеждения, что западная философия, опираясь на данные положительных наук, утверждала в форме рационального познания те же самые истины, которые в форме веры и духовного сознания прокламировали теологические учения Востока, он выступил за цельное знание как органический синтез науки, умозрительной философии и религиозной веры. Вера есть «высшая потребность всецелой и абсолютной жизни». Природа человека в его учении предстаёт в трёх основных формах своего бытия: в форме чувства, мышления и деятельной воли. Они составляют три «начала» общечеловеческой жизни с соответствующими им идеалами и предметами познания. Чувство имеет своим предметом объективную красоту, воля – объективное благо, мышление – объективную истину. В соответствии с этим выделяются и три сферы человеческого бытия: творчество, знание и деятельность. Творчество выражается как техническое или изящное художество, мистика; знание – как положительная наука, отвлечённая философия; практическая деятельность на уровне материального воплощения предстаёт как экономическое общество, на уровне формальном – как политическое общество (государство), на уровне абсолютном – как духовное общество (церковь). В системе всеединства человек предстаёт посредником между Богом (абсолютносущим) и человеком. Вся человеческая история развёртывается как восхождение к Богу, или как процесс богочеловечества. На этих основаниях – в связи с единым космоэволюционным процессом – строится этика Соловьёва, его учения о Добре как некой идеальной сущности. Пафос философии Соловьёва – борьба за духовность в человеке, за высшие идеалы личности и общества.

Взгляды Вл.Соловьёва на  проблему Востока и Запада. Уже в начале своего творческого пути Соловьёв обращается к «проблеме Востока и Запада», которая, по словам Бердяева, является основной проблемой России, породившей русское национальное самосознание. Как же рассматривает эту проблему Соловьёв? Восток, во имя исключительного монотеизма уничтожая самостоятельность человека, утверждает бесчеловечного Бога. Запад, во имя исключительного плюрализма утверждает безбожного человека, признаваемого вместе и как единственное божество, и как ничтожный атом. В жизни – отдельный эгоистический интерес, в науке – случайный факт, в искусстве мелкие подробности – вот последнее слово западной цивилизации. Будущее же принадлежит третьей силе, которая явится     между божеским и многим, между Востоком и Западом; носитель этой силы – народ русский. Задача России – создание цельного знания, свободной теософии, где рациональное и эмпирическое не упразднены, а подчинены мистическому началу цельного общества или свободной теократии, где церковь не вмешивается в государственные и экономические дела, но даёт государству и земству высшую цель и безусловную норму их деятельности.

В «Философских началах цельного знания» чётко прослеживается славянофильство Соловьёва. Его идея «цельного знания» основанного на мистическом опыте и умосозерцании, была близка философии славянофилов, а ещё больше сближала его с Хомяковым и Аксаковым вера в русский народ как носителя грядущего возрождения для всей Европы, во всей чистоте воспринявшего христианскую истину, не понятую и не осуществлённую до конца у западных народов. И хотя Соловьёв был широко известен как критик славянофильства, исходные идеи, темы, будоражившие его пытливый ум, позволяют нам  проводить некие аналогии со славянофилами. Но в отличие от них (славянофилов), Соловьёв всегда противопоставляет универсальный Логос власти национальной стихии.  Если для Соловьёва цельное знание, построенное не на абстрактной мысли, а на умосозерцании и духовном опыте, есть «свободная теософия», то для славянофилов – это знание уже дано в богословии и аскетике православного Востока.

Для Соловьёва идеал византизма, на котором держалась вся система славянофильства, означал отречение от самой сущности христианства, разобщение с цивилизованным миром. Принятие евангельского учения при Владимире Святом и особенно реформы Петра I, на его взгляд, со всей очевидностью показывают, что миссия России – примирение Востока и Запада. (Также считал Чаадаев, отводя России роль «совестного судьи» по делам всего человечества). Но для этого необходимо отказаться от «национального эгоизма, сковывающего её духовные силы», и «действовать всегда по-христиански», в соответствии с духом справедливости и любви.

Методология «всеединства» – основа историософии Вл. Соловьёва. Согласно историософии Соловьёва «уклонение» России от христианского пути началось преимущественно в московскую эпоху. До этого в ней по сравнению  с другими странами были достаточно благоприятные условия для «образования христианской общественности». Меняя при князе Владимире своё древнее идолопоклонство на «всечеловеческую веру», она отреклась от языческого обособления и замкнутости, приобщалась к единой всемирно-исторической судьбе человечества. Само положение Киевской Руси, поставленной между Византией и Западной Европой, позволяло ей «свободно воспринять истинные универсальные начала христианской культуры помимо её односторонних и преходящих форм». Успеху, однако, препятствовали азиатские орды, беспрепятственно напиравшие на христианский мир. Чтобы выжить русскому народу требовалось крепкое государство, которое в конечном итоге и было создано в московский период. Это достигнутое русским народом политическое благо не замедлило обернуться для него величайшим нравственным злом. Вследствие монгольского ига, писал Соловьёв, русский народ, был вынужден сосредоточиться на государственном объединении, что привело к обособлению от остального христианского мира, и, в свою очередь, поспособствовало  развитию «национальной гордости и эгоизма». Огромный вред русскому народу доставили тягостные и унизительные отношения с Ордой.  Их действие было двояко. С одной стороны, подчинение «низшей расе» приводило к понижению его духовного и культурного уровней, а с другой – сохраняющееся сознание принадлежности к христианскому сообществу при полном разобщении с Европой усиливало в русских людях привязанность к одностороннему византизму, особенно возросшую к середине  XV  века, после завоевания Константинополя турками. В итоге, полагал Соловьёв, в Московском государстве сложился духовный и жизненный строй, который никак нельзя назвать истинно   христианским.

Однако Соловьёв не выступает против государства как органа обособления национально-политической жизни. Вопрос о государстве он трактует гораздо шире. Значение государства, на его взгляд, состоит в том, что государство, обособляя на каком-то этапе исторического развития определённый народ от остального человечества, упрочивает в то же время его роль во всемирном процессе.

Русский народ, по Соловьёву, только благодаря созданному им государству, могучему и всевластному, сохранил величие и самостоятельность России, которую он, желая выразить свои лучшие чувства к родине, называл «святой Русью». Эта «святость» есть особенность национального идеала Соловьёва. В ней нет ничего аскетического, что столь характерно для восточного идеала святости. Его понимание святости отмечено «живым практическим и историческим смыслом. Но полнота идеала святости требует, чтобы святая Русь возжелала «святого дела», а именно: соединения церквей, духовного примирения Востока и Запада в Богочеловеческом единстве вселенского христианства. Это и есть святое дело, есть то действенное слово, которое Россия должна сказать миру.

Впервые о соединении церквей, Соловьёв заговорил 19 февраля 1883 года, в третьей речи о Достоевском. А какова же была его точка зрения на разделение церквей? Соловьёв считал, что разделение произошло не из-за различия в догматах. Исконная противоположность Востока и Запада, упразднённая христианством, снова выступает на историческую сцену. В иерархии Востока и Запада оскудевает дух любви и единства, уступая языческой национальной стихии, вселенское на Востоке подменяется   греческим, а на Западе – латинским.

«Русская идея» как историческая миссия русского народа. Концепция «русской идеи» получила развитие в трактате Соловьёва «Вселенский спор и христианская политика» (1883), а также в изданных первоначально на французском языке брошюрах «Русская идея» (1888) и «Россия и Вселенская церковь» (1889). Ставя проблему «русской идеи» в одноимённой статье, Соловьёв говорит, что этот вопрос, «который в самой России в большинстве случаев получил лишь нелепые разрешения». Таким образом, он признаёт несостоятельность теорий относительно русской идеи, созданных русскими мыслителями, обращаясь к анализу работы славянофила Аксакова. Вопрос, который ставит перед собой Соловьёв – это проблема существования России во всемирной истории, в то время как, многие мыслители, по его словам, подчёркивают самобытность и уникальность русской нации и говорят о некой особой роли русского народа, тем самым «замыкая» русскую мысль на проблемах собственного народа. Задача и историческая миссия русского народа видится Соловьёву как участие  в судьбе всего человечества, где ему отводится ведущая роль, но при сохранении русских культурных и национальных особенностей. Рассуждая над проблемами нации, Соловьёв делает акцент на том, что именно религиозный, а не социальный  аспект   должен   преобладать, когда   речь идёт о национальной идее.  Рассматривая   вопрос  о  нации  как вопрос религиозный, он связывает жизнь народа с Божественным провидением, историческую миссию – с идеей Бога. Тем самым нация, в мировоззрении Соловьёва, становится не просто коллективом людей с определёнными культурными и религиозными особенностями, но носителем идеи и приобретает трансцендентные и сакральные характеристики. Таким образом, никто не может однозначно и с уверенностью выразить идею какого бы то ни было народа, ибо эта идея непостижима по своей сущности. Основы бытия народа, как универсального организма, находится не только в сфере уникальных «внутренних» составляющих, но, поскольку идея Бога не может быть ограниченной, всегда являясь универсальной, так или иначе эти «внутренние» характеристики связаны и оказывают влияние на внешние связи народа, его «включённость» в процесс мирового взаимодействия, национального, религиозного, культурного диалога. Народ, как любое другое Божественное творение наделяется жизненными, органическими, но не только социальными качествами. Таким образом, идея нации не может быть постигнута, но сама нация, обладая свободой, может следовать этой идее, получая её в духовных откровениях, либо не следовать, вступая в конфликт с Божественным замыслом.

Говоря о русском народе и стоящих перед ним целях в мировой истории, Соловьёв в первую очередь исходит из того, что «русский народ – народ христианский». Однако, настроения русского православия, подчёркивающие его уникальность и якобы истинность, отличающую русскую православную веру от других  христианских  вероучений, Соловьёв считал «лжецерковными». Церковь – есть явление национальное, но не государственное, и в этом смысле, явление универсальное. Церковь как и нация «богочеловечна» и поэтому не может быть одной истинной веры во Христе, как не может быть одного избранного христианского народа. Но единственной национальной идеей любого такого народа должна стать идея объединения всех христианских наций и церквей, что приведёт к гармонии единого человечества, мультинационального организма, гармонии Христова тела.

«Учение о свободной теократии». Своего рода политологической конкретизацией «русской идеи» стало учение Соловьёва о свободной теократии. Необходимо отметить, что социально-исторические искания философа представляют собой не только весьма разнообразную, но и противоречивую картину идей, настроений и разочарований. В связи с этим, учение о теократии приобретает у Соловьёва самую разнообразную окраску. Однако, бесспорно, что теократия была основной установкой в его общерелигиозных, конфессиональных и общенациональных взглядах. Первоначально Соловьёв воспринимал теократию в духе славянофильства, как некое единство, неразрывную связь церкви и государства. Вместе с тем, церковь как таковая, не вмешивалась в государственные и экономические дела, но лишь давала государству и обществу высшую цель и безусловную норму их деятельности. Позднее, став ревностным защитником «престола святого Петра», Соловьёв проникся католическим пониманием теократии как верховенства церкви, духовенства над государством, как подчинения человеческого божественному. В своём фундаментальном труде «История и будущность теократии» (1885) он стремился доказать, что вся предшествующая история человечества была предуготовлением грядущей вселенской христианской теократии. Эта центральная идея раскрывалась на материале священного писания: грехопадение Адама – факт согрешения против теократии; возродил теократию Авраам, признав свою подчинённость божественной силе; личная теократия Авраама перерастает в национальную теократию Израиля, а от неё через личность Христа приходит к теократии всецерковной, вселенской. Христос – первосвященник, царь и пророк в одном лице. В этом единстве заложен прообраз христианского государства.

Свои взгляды на сущность христианского государства Соловьёв подробно изложил в трактате «Духовные основы жизни» (1882-1884). В дохристианской истории он выделял два типа государства: восточный, основанный на рабстве, и западный (греко – римский), отягчённый, сверх обычного рабства, «постоянною борьбою самих господ». Ни восточный, ни западный тип государства, на его взгляд, не возвышал человека до божественного, оставляя его в безнадёжной скудости и пустоте земного существования. Только христианство осветило божественным разумом мир и спасло «высшее проявление мира – государство».

Философ развивает учение о теократической триаде – первосвященник, царь и пророк – от божественной Троицы к Троице социальной. Методологически последовательно Соловьёв выстраивает свою Троицу в «Русской идее». Первым условием истинного прогресса он считает гармоничное взаимодействие «трёх главных действующих сил: духовного авторитета вселенского первосвященника (непогрешимого главы священства), представляющего истинное непреходящее прошлое человечества; светской власти национального государя (законного главы государства), сосредоточивающего в себе и олицетворяющего собою интересы, права и обязанности настоящего; наконец, свободного служения пророка (вдохновенного главы человеческого общества в его целом), открывающего начало осуществления идеального будущего человечества». На деле это означало соединение русской церкви с католической, что непосредственно могло быть достигнуто благодаря подчинению русского государства («царственной власти Сына») «авторитету Вселенской церкви», т.е. римскому первосвященнику. Под эгидой Рима должен был возникнуть новый миропорядок, поддерживаемый «государственной властью христианского царя» – русского монарха.

Соловьёв совершенно всерьёз проповедовал теократию как буквально понимаемую форму правления. Здесь, однако, его ждали жестокие разочарования, так что вся теократия превращалась в какую-то мечту о вселенской церкви при полной неизвестности путей, на которых исчезали все конфессиональные и национальные противоречия. В конце жизни, разуверившись в возможности осуществления «всемирной теократии», Соловьёв пришёл к идее катастрофического конца истории, к эсхатологии.

* * *

Соловьёв считал единство христиан не только важнейшим духовным принципом, но и насущным долгом, требующим действия,  и всякое доступное ему действие стремился исполнить. Даже на раннем этапе своего творчества, этапе близости к славянофилам, христианское сообщество для него было Вселенской Церковью, границы которой шире Православия. Поэтому заповедь единства для него означала дело и долг соединения Церквей, и этому делу он был предан всю жизнь. В воссоединении двух миров в христианское всечеловечество, в богочеловечество, видел Соловьёв и великое призвание России. Межконфессиональные отношения – сфера запутанных проблем и тяжких конфликтов, однако именно в этой сфере феномен Владимира Соловьёва видится и выступает как символ. Позиции его здесь не раз менялись, мысль порой принимала окраску увлечения, форму утопической схемы – как  в знаменитом   проекте  всемирной  теократии  в  виде  союза  русского  царя  и  римского папы. Но за всеми колебаниями оценок и взглядов всегда неизменной оставалась его истовая жажда соединения христиан, преданность идее этого соединения, готовность служить ей. Поэтому его образ сделался символом самой идеи соединения. Как всякий символ, он обретал конкретные воплощения, и одним из них стала сама кончина философа. Его племянник и биограф рассказывает: после погребения Соловьёва на его могиле  оставлены  были неизвестными две иконы – православная икона Воскресения Христова из Иерусалима, с греческой надписью, и католическая Остробрамская икона Божией Матери, с латинской надписью.