Краснодар

Гимназическая 67

Позднеантичная чаша-«миллефиори» из фондов КГИАМЗ.

Позднеантичная чаша-«миллефиори» из фондов КГИАМЗ.

Позднеантичная чаша-«миллефиори» из фондов КГИАМЗ.

В фондах Краснодарского государственного историко-археологического музея-заповедника им. Е.Д. Фелицына находится чаша (ил. 1–4), найденная археологической экспедицией Н.Ф. Шевченко в одном из погребений, при раскопках грунтового могильника Мезмай 1 в Апшеронском районе Краснодарского края в 2009 г. Чаша стеклянная, с округлыми тонкими (0,2 см) стенками, с четко профилированным выпуклым снаружи краем и кольцевым поддоном. Стекло глухое темно-коричневое; многочисленные миниатюрные вставки полупрозрачного светло-зеленого стекла, проходящие через всю толщину сосуда насквозь, соединены тонкой паутиной линий серого глухого стекла; Н=4,2 см, D=9 см, D=3,6 см [1]. Подобные целые чаши в технике миниатюрной цветной мозаики, подражавшие структуре природных узоров различных минералов (в данном случае, скорее всего, яшме или сардониксу) от почти полной имитации до условной стилизации, на территории Северного Причерноморья невероятно редки. Единственный, отдаленно напоминающий аналог рассматриваемой чаши, находится в Анапском археологическом музее. Но в отличие, от анапской чаши, найденной в одном из погребений некрополя Горгиппии, мезмайская – отличалась великолепной сохранностью и совершенно не требовала реставрации [2].  

Термин millefiori («тысяча цветов») впервые был принят в Венеции в XV в. для обозначения флористических орнаментов из разноцветных стекол, заключенных в массу прозрачного стекла, а в 1827 г. антиквар и коллекционер Генрих фон Минутоли применил этот термин для описания возрожденного тогда же старого венецианского процесса помещения разноцветных стеклянных трубочек, образующих всевозможные цветочные узоры, в толщу прозрачного или глухого стекла. С этого времени и вплоть до ХХ века в разных странах Европы и в Америке было произведено громадное количество небольших вещей (табакерки, флаконы для духов, вазочки, пресс-папье) и название прочно утвердилось за этой техникой, в том числе и тогда, когда речь шла о более ранних предметах – средневековых венецианских, и даже античных [3].

С падением Римской империи опыт античных стеклодувов не был утрачен и постепенно попал в Византию, откуда, после завоевания в 1204 г. Константинополя, венецианцы вместе с ценностями и произведениями искусства, вывезли также и мастеров с секретами и навыками их ремесла. Но впоследствии, несмотря на общее довольно успешное развитие венецианского стеклоделия, там всего лишь небольшой период времени, со второй половины ХVI века и до начала XVII века изготовляли подражающее античному, цветное мозаичное стекло, в наиболее простой технике имитации агата, так называемое «агатовое стекло». Несмотря на высокий технический уровень исполнения, в художественном отношении оно значительно уступало древним образцам [4].

Прежде всего, стоит остановиться более подробно на самой технике «миллефиори». Все первое тысячелетие до новой эры является продолжительным этапом постепенного накопления знаний в стеклоделии: осваивались печи новой конструкции, различные технологические приемы прессования и литья, а также вытягивания полых трубок. Техника прессования совершенствовалась в Двуречье, обработка стеклянных трубок – в Египте. Кроме того, сложилась разная организация производства стекла: в Египте обработка стеклянной массы отдалялась от ее изготовления с течением времени все более, в Сирии, напротив, одно с другим было тесно связано [5].

Следует отметить, что географическое положение, разные природные условия, характер растительности и качество песков – все эти факторы влияют на свойства стекла, а значит, и на его декоративные возможности. Если при варке стекла используется, например, зола морских или речных растений, оно получается легкоплавким, пластичным и податливым, способным передать самые сложные и витиеватые пластические фантазии автора. Если же при варке стекла используется зола древесных растений, оно получается более твердым и блестящим, что предполагает иные приемы декорирования [6].

В процессе общего развития стеклоделия египетские и сирийские мастера экспериментировали и с цветным стеклом. В этом более значительных успехов, достиг эллинистический Египет, где в IV–I вв. до н.э., в частности в Александрии, было налажено производство изготовления сплавленных кусочков разноцветных смальт, имитирующих драгоценные камни, и выложенных по определенному рисунку для украшения полого стекла. И хотя литье и прессование, входившие составной частью в технику «миллефиори», были освоены и усовершенствованы стеклоделами уже в это время, музейная чаша, не может быть изготовлена ранее I в. н.э. [7].

Только в результате взаимного обогащения двух разных стеклодельных школ, сирийской и египетской, на рубеже старой и новой эры в Сидоне (Сирия), тогда важнейшем центре стеклодельного производства, была изобретена стеклодувная трубка, что позволило сделать возможным изготовление первых тонкостенных сосудов самой разнообразной формы, в том числе и в технике «миллефиори» [8]. Цветное мозаичное формованное стекло появляется уже позднее – в середине первого века новой эры, и его изготовление сочетало в себе новую технику дутья и старый прием отливки в форму, в результате чего и появились столь хрупкие и изящные цветные сосуды, ценившиеся очень высоко уже в то время.

Осуществлялся этот оригинальный прием следующим образом. Изготовляли стеклянные разноцветные стволики. Для этого соединяли несколько различно окрашенных стеклянных палочек, сваривали в одно целое и растягивали, пока не получится тонкий пестрый стволик, состоящий из разноцветных жилок. Можно было изготовлять такие стволики и другим способом, например, наматывая спиралью несколько слоев разноцветного стекла один на другой, либо вообще оставляя стволик одноцветным. Полученные тем или иным способом стеклянные стерженьки рассекали поперек, на небольшие отрезки, которые раскладывали на мраморной или металлической плите, по возможности плотнее один к другому. Работа мастера-выдувальщика начиналась с того, что он приготовлял обыкновенным способом заготовку из прозрачного бесцветного стекла того же состава, что и приготовленные заранее стволики. После этого он раскатывал заготовку на плите с расположенными на ней отрезками стволиков. Когда эти последние несколько вдавливались в поверхность заготовки и приставали к ней, мастер всовывал ее в устье печи, нагревал до размягчения и вновь раскатывал на плите, повторяя эти операции до тех пор, пока разноцветные кусочки не вдавливались полностью в стенки заготовки и не составляли с основным стеклом одной сплошной массы. Тогда мастер заканчивал обычными приемами формование, шлифование и полирование изделия, которое получалось изготовленным из пестрого, мраморовидного стекла с разбросанными в беспорядке, деформированными разноцветными обломками исходных стволиков. Прием этот можно было бесконечно разнообразить и усложнять: использовать вместо основного бесцветного прозрачного стекла, цветное и глухое; придавать стволикам самые различные рисунки в сечениях; заменять отрезки стволиков набором бесформенных мелких осколков цветного стекла [9].

В Италии первые стекольные мастерские, возникшие в Кампанье при императоре Августе (27 г. до н.э.–14 г. н.э.), производили в основном простое дутое стекло. Высококачественные же сосуды, особенно дорогие из-за их хрупкости, выделывались главным образом в Александрии. Популярность восточных изделий вызвала во втором десятилетии нашей эры переселение многих стеклодувов в Рим, где они со своими мастерскими и лавками занимали целые кварталы города около Целийского холма рядом с плотниками. Первое время работа шла под руководством александрийских мастеров, но вскоре римляне начинают соперничать со своими учителями, и стекольные мастерские появляются не только в Риме, который становится крупнейшим центром стеклоделия, но и в Кумах, Сорренто и других городах Италии. Причем, в Кумах, помимо продукции ординарного характера, вырабатывались вещи высокого художественного достоинства. И, все-таки, из-за быстрейшей реализации хрупких изделий, самые красивые образцы римского цветного стекла изготовлялись именно в «Вечном Городе», и наиболее известные – так называемые «муррины», относятся ко времени правления императора Нерона (54–68 гг. н.э.) [10].

Именно в это время, когда стремление к роскоши перешло все границы, римские стеклоделы начинают экспериментировать с окрашиванием стекла, в результате чего была получена группа смальт, окрашенных медью, находящейся в низких степенях окисления, в желто-оранжевые, коричнево-красные и темно-сургучные тона, носящих название «лаков», «пурпуринов» и «скорцетов». Они принадлежали к самым «трудным», если можно так выразиться, стеклам, изготовление которых требует точного воспроизведения ряда приемов варки и последующей термической обработки. Несомненно, к этой категории относилось знаменитое античное стекло «гематинон», отмеченное Плинием Старшим и столь ценимое римлянами времен Нерона, к одной из разновидностей которого, принадлежит музейная чаша (медь в виде красителя, при вторичном нагревании дает глухой темно-коричневый цвет) [11].

Со смертью Нерона, все резко меняется. Пришедший к власти в результате короткой, но кровопролитной гражданской войны, новый император Веспасиан (69–79 гг. н.э.), основатель династии Флавиев, по свидетельству Тацита, «показав пример простоты, преобразовал римские нравы». Происходивший из семьи воинов и мелких банкиров, он ненавидел этикет и роскошь. С ним пришло множество выходцев из провинции, уроженцев Галлии, Африки и Испании, и это новое общество, из желания нравится суровому императору, внесло в жизнь римлян простые и экономные привычки [12]. И хотя в конце I века и позднее, во времена правления династии Антонинов (96–192 гг. н.э.), интерес к изысканным изделиям из цветного стекла возобновляется, но уже с использованием совсем других техник. Это, прежде всего, так называемое «золоченое стекло», а также совершенно невероятное «камейное», к шедеврам которого относится знаменитая Портлендская синяя ваза с белыми фигурами, из Британского музея. С конца II века н.э. разноцветное стекло совсем утрачивает популярность, и  в эпоху правления династии Северов (193–235 гг. н.э.) нормой для роскоши становится бесцветное и прозрачное [13].

Что касается древнего названия, то вначале, предположительно, словом «муррина» называли какой-то минерал, который добывали в Парфии. Название минерала, возможно, возникло от слова murra – «мирра», бальзамического сока дерева мирры. Есть свидетельства того, что миррой пропитывали этот минерал для прочности при обработке шлифованием и резанием (возможно, использовались и другие природные смолы). Упоминания об этом минерале встречаются в текстах Светония, Проперция, Плиния Старшего. Исследователи считают, что речь может идти о сардониксе, агате, янтаре, стеатите или плавиковом шпате. Проперций в «Эллегиях» (IV, 5: 26; ок. 16 г. до н.э.) сообщает о «мурриновых кубках (лат. murreus pocula), обожженных в печах у парфян». Известно, что античные мастера нагревали агат для изменения его окраски, и сосуды из агата и плавикового шпата были распространены в древности [14].

Согласно книге Плиния Старшего, муррины «посылает Восток», и появляются они в Риме в 61 г. до н.э.: «Победа Помпеева была первым поводом к ввезению в Рим мурриновых изделий. Помпей при торжественном своем въезде первый посвятил такие камни и питейные сосуды Юпитеру Капитолийскому, но вскоре вошли они в употребление у людей, кои домогались иметь из них даже столики и столовые приборы» [15]. В мурринах ценили «разнообразие цветов, получающееся от того, что пятна то и дело обращаются в пурпур и белизну и в третий цвет из этих двух, когда пурпур, как бы переходе цвета, становится огненным или молочный цвет становится красным». Особенно нравились «отражения цветов, какие видны в нижней части небесной радуги». Далее рассказывается, что консуляр (наместник провинции с правами консула, имя в тексте утрачено) «пил из мурринового кубка, купленного им за семьдесят тысяч сестерциев (что равнялось стоимости трехсот рабов!) … и он так любил пить из него, что обгрыз его края, однако, это повреждение увеличивало его ценность». По словам Плиния, Нерон в своей любви к мурринам превзошел всех, купив один кубок за миллион сестерциев (в разных источниках цены существенно расходятся). Подражая императору, консул Тит Петроний также коллекционировал мурриновые кубки, а перед смертью разбил мурриновую чашу, стоившую огромных денег. Осколки этих изделий ценили на вес золота и хранили вместе с прахом умерших в саркофагах [16].

Из всего вышеизложенного, следует, что первоначально «мурринами» называли невероятно дорогие кубки, чаши и другие изделия из природных минералов, впервые привезенные в Рим Помпеем после захвата Сирии. Но изготовлены они были не там, а в соседней Парфии, где царствовала династия Аршакидов. Скорее всего, во времена правления Антиоха I (69–34 гг. до н.э.), весьма восприимчивого к очарованию эллинизма, окружившего себя греческими художниками, и при котором парфянское искусство достигло своего наивысшего развития [17]. С развитием же стеклодувной техники, в Риме под тем же названием, начинают делать изящные хрупкие чаши из цветного стекла, в подражание восточным мурринам. Римские авторы того времени, употребляя в своих произведениях словосочетание «чаша-муррина», нередко уже имеют ввиду «разноцветные смальты, подражающие поделочным камням», так что это название вполне приемлемо для тонкостенных сосудов из разноцветного стекла, которые по своей ценности, сложности производства, а возможно и стоимости, не уступали парфянским образцам [18].

Аннотация к иллюстрации:

Чаша-муррина. Цветное стекло, дутье в форму, техника «миллефиори». Римская империя. 3-я четв. I в. н.э. (из фондов КГИАМЗ им. Е.Д. Фелицына)

 

Примечания

  1. Краснодарский государственный историко-археологический музей-заповедник. Научный архив-557. Отчет о раскопках грунтового могильника Мезмай 1 в Апшеронском районе Краснодарского края в 2009 году. Краснодар, 2010. С. 11. раскоп № 6, погребение 11.
  2. Алексеева Е.М., Сорокина Н.П. Коллекция стекла античной Горгиппии (I–III вв.). М., 2007. С. 60, 61.
  3. Американское и европейское стекло XIX века // Антиквариат. М., 2011. № 12(92). С. 51; Мозаичное стекло и миллефиори // Антиквариат. М., 2015. № 6-8(127). С. 75.
  4. Кунина Н.З. Античное стекло в собрании Эрмитажа. СПб., 1997. С. 34; Шелковников Б.А. Художественное стекло. Л., 1962. С. 147.
  5. Щапова Ю.Л. Из истории древнейшей технологии стекла. Очерки технологии древнейших производств. М., 1975. С. 153.
  6. Стекло и глина. М., 2006. С. 172.
  7. Ланцетти А.Г., Нестеренко М.Л. Изготовление художественного стекла. М., 1987. С. 50; Кунина Н.З. К вопросу о западном импорте стекла на Боспор. По материалам некрополя Пантикапея из собрания отдела Античного мира Эрмитажа // Труды Государственного Эрмитажа. М., 1984. Т. XXIV. С. 150.
  8. Большая иллюстрированная энциклопедия древностей. Прага, 1980. С. 129.
  9. Качалов Н.Н. Стекло. М., 1959. С. 89, 90; Сергеев Ю.П. Выполнение художественных изделий из стекла. М., 1984. С. 62, 73.
  10. Шелковников Б.А. С. 21; Качалов Н.Н. С. 93; де Моран Анри. История декоративно-прикладного искусства от древнейших времен до наших дней. М., 1982. С. 237.
  11. Качалов Н.Н. С. 136. Вопросы техники в «Естественной истории» Плиния Старшего // Вестник древней истории. М., 1946. №3. С. 338.
  12. Как сделался Тацит историком // Исторический вестник. СПб., 1901. Т. LXXXV. С. 335.
  13. де Моран Анри. С. 237. Кунина Н.З. Стекло и цветной камень в античности // Вестник древней истории. М., 2001. № 2. С. 160, 161; Шелковников Б.А. С. 24.
  14. Власов В.Г. Новый энциклопедический словарь изобразительного искусства. СПб., 2006. Т. V. С. 722-723.
  15. Плиний Старший. Естествознание. Об искусстве. М., 1994. XXXVII, 18. С. 165.
  16. Власов В.Г. С. 723.
  17. Левек Пьер. Эллинистический мир. М., 1986. С. 205, 206.
  18. Марциал. Эпиграммы. М., 2000. Книга III (26). С. 81; Сенека. Нравственные письма к Луциллию. М., 1986. С. 247; Плиний Старший. XXXV, 158, 163; XXXVI, 198. С. 110, 111, 146, 890, 891.

 

научный сотрудник КГИАМЗ им. Е.Д. Фелицына                        

П.В. Новиков

 

Опубликовано в сборнике материалов межрегиональной научной конференции «Фелицынские чтения». Краснодар, 2012. Вып. XIV. С. 3–11.